Он улыбнулся и поднял глаза к ее окну. Она там, сказал он себе. За теми шторами. И он любит ее.
Он любит ее.
– Ты хоть догадываешься, что я совсем не так собирался провести утро воскресенья!
Грегори в ответ лишь кивнул. Брат присоединился к нему четыре часа назад и поприветствовал его сдержанным: «Гм, забавно».
Грегори ничего не скрыл от Колина, даже событий этой ночи. Ему не очень нравилось рассказывать интимные подробности о Люси, но нельзя требовать, чтобы человек целых три часа ждал на холоде неизвестно чего, и не объяснять ему зачем. Между прочим, Грегори испытал определенное облегчение, поделившись своими проблемами с Колином. А Колин не стал читать ему нотаций.
Он просто все понял.
Когда Грегори закончил свой рассказ и вкратце объяснил, чего ждет под окнами Феннсуорт-Хауса, Колин кивнул и заявил:
– Думаю, ты давно ничего не ел.
Грегори покачал головой и улыбнулся. Как же здорово иметь брата!
– Не очень-то удачный план, – прокомментировал Колин.
И тоже улыбнулся.
Они сосредоточили свое внимание на доме, где уже давно кипела жизнь. Там раздвинули шторы, зажгли свечи, а потом потушили их, когда рассвет уступил место утру.
– А тебе не кажется, что ей уже давно следовало бы выйти? – заметил Колин, подбородком указав на дверь.
Грегори нахмурился. Он сам подумывал о том же. И убеждал себя в том, что отсутствие Люси – это добрый знак. Если бы дядька решил насильно выдать ее за Хейзелби, разве она не была бы сейчас на пути к церкви? Судя по «луковице», которая, надо признаться, не относилась к числу хронометров, церемония должна начаться менее чем через час.
Однако Люси не подавала сигнала о помощи.
И вот это Грегори совсем не нравилось.
Неожиданно Колин толкнул его локтем в бок.
– В чем дело?
Колин дернул головой вправо.
– Экипаж, – ответил он, – выехал из платной конюшни.
У Грегори от ужаса расширились глаза, когда парадное Феннсуорт-Хауса распахнулось, на крыльцо высыпали слуги и смехом и шутками встретили коляску, подкатившую к лестнице.
Коляска была белой, с откинутым верхом. Ее украсили розовыми цветами и широкими розовыми лентами, которые игриво подхватывал и подбрасывал вверх легкий ветерок.
Это был свадебный экипаж.
И его появление ни у кого не вызывало недоумения.
У Грегори по спине побежали мурашки. Мышцы напряглись.
– Еще рано, – сказал Колин, придерживая его за руку.
Грегори старался не смотреть на чертову коляску, но она все время каким-то странным образом попадала в поле его зрения.
– Я должен спасти ее, – проговорил он. – Я должен идти.
– Подожди, – остановил его Колин. – Давай посмотрим, что будет. А вдруг она не выйдет. А вдруг...
Но она вышла.
Не первой. Первым появился ее брат под руку с женой.
Потом пожилой мужчина – вероятно, ее дядя – и та самая старуха, которую Грегори видел на балу у сестры.
А потом...
Люси.
В подвенечном платье.
– Господи, – прошептал он.
Она шла сама. Никто не вел ее насильно.
Гермиона что-то прошептала ей на ухо.
И Люси улыбнулась.
Улыбнулась!
Грегори стал задыхаться.
Боль была ощутимой. Самой настоящей. Она, как кинжалом, пронзила желудок, скрутила внутренности. Все тело Грегори будто умерло.
Жили только глаза.
Которые он не спускал с Люси.
– Разве она не говорила тебе, что намерена разорвать помолвку? – прошептал Колин.
Грегори попытался ответить «да», но слово застряло в горле. Он стал вспоминать их последний с Люси разговор. Она сказала, что должна проявить благородство. Она сказала, что должна поступить правильно. Она сказала, что любит его.
Но она ни разу не сказала, что не выйдет за Хейзелби.
– О Боже! – выдохнул Грегори.
Брат похлопал его по руке.
– Сожалею, – проговорил он.
Грегори наблюдал, как Люси поднялась в коляску и села. Слуги все еще гомонили на крыльце. Гермиона подобрала прядь, выбившуюся из прически Люси, расправила фату и весело рассмеялась, когда ветер подбросил вверх тончайшую ткань.
Все это не может происходить на самом деле.
Всему этому есть какое-то объяснение.
– Нет, – произнес Грегори единственное слово, которое металось у него в голове, – нет.
И тут он вспомнил. Сигнал! Поворот руки! Она обязательно подаст его! Она подаст ему сигнал. Когда она была внутри дома, что-то помешало ей подать сигнал. А здесь, на улице, – ведь она же знает, что он заметит ее жест! – она обязательно это сделает.
Должна сделать. Она же знает, что он видит ее.
Знает, что он здесь.
Наблюдает за ней.
Грегори неотрывно следил за правой рукой Люси.
– Все на месте? – услышал он голос Ричарда.
В хоре ответов голоса Люси он не услышал, однако отвечать ей и не требовалось – все и так видели, что она на месте.
Ведь она невеста.
А он – полный идиот, который тупо наблюдает за тем, как ее увозят.
– Сожалею, – тихо проговорил Колин после того, как коляска скрылась из виду.
– Это какая-то бессмыслица, – прошептал Грегори. Колин положил руку на плечо брата.
– Это какая-то бессмыслица, – повторил Грегори. – Она так не поступила бы. Она любит меня.
Он посмотрел на Колина. Взгляд брата был добрым и одновременно сочувственным.
– Нет, – помотал головой Грегори, – нет, ты ее не знаешь. Она никогда... Нет. Ты ее не знаешь.
И Колин, чье общение с леди Люсиндой Абернети ограничивалось мгновением, когда она разбила сердце его брату, спросил:
– А ты ее знаешь?
Грегори ошарашенно попятился.
– Да, – ответил он, – да, знаю.
Колин на это ничего не сказал, лишь многозначительно поднял брови, как бы спрашивая: «И?..»